Книги

«Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Война миров», несколько книг про Шерлока Холмса и романов Жюля Верна

Нет ничего полезней хорошей книги.
Особенно если нужны пыжи для патронов.

У. Черчилль

Я рос в обычной рабочей семье. У бабушки и мамы не было высшего образования, и идеал моего будущего они видели в том, что я, как все, пойду работать на завод. История и литература давались мне в школе труднее всего. 

Книги, которые задавали читать в школе, прошли мимо и остались лежать нетронутыми на полках школьной библиотеки. Я заучивал некоторые стихи на перемене перед уроком, чтобы забыть их на следующей, получив нужную оценку в дневник. Я так и не прочёл ни «Войну и Мир», ни «Отцов и детей».

Но я регулярно ходил в библиотеку рядом с домом, на улице, сразу за которой начинались железнодорожные пути. Мне нравилось бродить по её залам между стеллажами, выбирать книги, рассматривать иллюстрации и вдыхать их запах. У библиотечных книг он особый: к настоявшемуся запаху бумаги, чернил и клея добавлен запах сотен рук, через которые они прошли.

Я брал максимальное количество книг, которое можно взять за один раз, и они лежали у меня дома до тех пор, пока не приходило время их сдавать. Потом нёс их обратно и брал новую партию. Каждый раз я уходил из библиотеки с уверенностью, что именно эти книги, которые взял сегодня, я обязательно прочту. И каждый раз возвращал их с угрызениями совести, так и не осилив более 20 страниц. 

Некоторые мне всё-таки удалось прочесть, и они произвели на меня огромное впечатление. Я был с головой погружён в «Мастера и Маргариту», не пропуская частей про Понтия Пилата, увлечён «Мечтой Мира» Райдера Хаггарда, саундтреком к которой стал винил Best of Scorpions, и продирался в тишине и «общей грусти слабой жизни» сквозь «Котлован» Платонова.

«Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Война миров», несколько книг про Шерлока Холмса и романов Жюля Верна. Пожалуй, это весь список литературы, которую я прочёл за школьные годы. Почти все — в башкирской деревне Таргул, на родине отчима, куда нас увозили с сестрой на лето. Чтение книг было одним из немногих интересных занятий в этом далёком месте. Ещё катушечный стереомагнитофон и живой ёжик, принесённый из леса.

В конце восьмидесятых, во времена перестройки, в стране, которая тогда ещё называлась СССР, стали популярны восточные единоборства, экстрасенсы и настал какой-то бум оккультизма, теософии и эзотерики. На телеэкранах появились Кашпировский и Чумак. Джуна Давиташвилли исцеляла бесконтактным массажем. Стали популярны Рерихи, вспомнили Блаватскую.

Меня это не обошло стороной. Бабушка ставила банки с водой перед телевизором, а я начал с журнала «АУМ. Синтез Мистических учений Запада и Востока», который посоветовала мне подруга мамы — Лариса. Мы обсуждали с ней прочитанное, делились мыслями и эмоциями. Я очень благодарен ей за тот период: она стала для меня чем-то вроде гуру и заронила в меня крупицы осознанности, благодаря которым я стал задавать правильные вопросы.

«АУМ» — журнал Русского эзотерического общества Нью-Йорка, в котором печатали Анни Безант, выдержки из Книги Творения, Упанишад и Пифагора. Потом был Новый завет, книги Ошо, «Кости и плоть Дзен» и «Основы медитации» Каптена.

Двигать предметы взглядом я так и не научился, зато заметил за собой интересную способность к эмпатии: я давал свои книги друзьям, а когда они их возвращали, я перечитывал их уже глазами этих друзей, открывая какие-то новые смыслы. Я как будто чувствовал предыдущего читателя или воображал себя на его месте.

Я замечал это даже с библиотечными книгами. Их читателей я не знал, но казалось мог улавливать какие-то отголоски их мыслей и эмоций. Такие книги было проще читать — мир созданный предыдущим читателем витал где-то рядом и проникал в меня вместе с особым запахом этих книг. Совершенно по другому воспринимались новые, только купленные книги, с местами склеенными страницами, бившие в нос ароматом типографской краски — продираться сквозь них было трудней.

Сейчас уже не получается так эмоционально, глубоко и объёмно воспринимать новые книги и погружаться в них, как в детстве. Со временем мы становимся невосприимчивы ко всему новому, что не вписывается в нашу картину мира, уже сложившуюся и такую устойчивую.