Абсурдные сценки из взрослой, провинциальной жизни
ЁЛЫ ПАЛЫЧ — Юлиан Павлович Витгенштейн-Морозов. Человек непонятного возраста, выглядящий как старик с густой бородой и детскими чертами лица
ОН и ОНА — молодая влюбленная пара 20 лет или младше
ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ — деловые люди около 30 лет или старше
ДЕТИ — невинные создания 9–12 лет
МАТЬ, ДОЧЬ и СЫН — счастливая семья, живущая в богатом дворце, вокруг которого располагается огромный прекрасный сад
ЧЕЛОВЕЧЕК небольшого роста и неопределенного возраста
Другие люди, их голоса, голоса из сна и полная луна
Выходы или появления всех персонажей, кроме Палыча должны быть настолько незаметны, чтобы казалось, что они буквально материализуются из воздуха и исчезают в никуда.
Сцена первая, в которой мы знакомимся с Ёлы Палычем и несколькими пчелами
Пустая сцена без признаков жизни. Слышны голоса.
ГОЛОСА ЛЮДЕЙ. Эй ты! Эй! Человек! Ну? Слышишь меня? Человек! Иди сюда!
ГОЛОС ПАЛЫЧА. Я?
ГОЛОСА ЛЮДЕЙ. Да, да, ты! Ну ты что стоишь?! Иди сюда!
ГОЛОС ПАЛЫЧА. Ща.
ГОЛОСА ЛЮДЕЙ. Да, давай быстрей уже, ну! Ну что ты так долго?! Слышь? Выходи, иди к нам!
В глубине сцены появляется Ёлы Палыч и застывает в ожидании.
ГОЛОСА ЛЮДЕЙ. Ох красавец! Ну посмотрите какой красавец! Ну видели ли вы такого где-нибудь еще?
Выбегают дети. Дети гоняются друг за другом, дерутся, кричат и кидаются друг в друга камнями. Ёлы Палыч качает головой.
ПАЛЫЧ. Ай-яй-яй.
Дети продолжают играть кричать и кидать камни. Ёлы Палыч грозит детям кулаком. Дети убегают вдаль.
ПАЛЫЧ. Хммм.
Появляется мальчик с цветком в руке, над цветком летают бабочки. Мальчик протягивает цветок.
МАЛЬЧИК. Хотите?
ПАЛЫЧ (кивает и говорит в нос, не открывая рта). Угу.
Мальчик убегает, возвращается с другим мальчиком с цветком в руке.
МАЛЬЧИК. Вот!
ПАЛЫЧ. Эээээ…
ДРУГОЙ МАЛЬЧИК. Пожалуйста!
Ёлы Палыч долго смотрит на детей. Дети с интересом смотрят на него, протягивая цветы. Палыч подходит и пытается взять детей за руки. Дети весело вырываются, суют ему цветы и убегают. Цветы падают на пол, Ёлы Палыч удивленно смотрит вдаль.
Ёлы Палыч поднимает цветы. Над цветами летают пчелы, но их не видно, слышен только звук — жужжание, в том месте, где находятся цветы. Ёлы Палыч долго и задумчиво смотрит на цветы. Цветы медленно вянут.
ПАЛЫЧ (тяжело вздыхает). Ох.
Сцена вторая, в которой Ёлы Палыч поставил счастливую пару в безвыходное положение
На первом плане справа появляется молодая счастливая пара. Пара обнимается, Палыч смотрит на них.
ОН. Дорогая.
ОНА. Милый.
ОН. Любимая.
ОНА. Я так люблю тебя.
ОН. И я.
ОНА. Я очень тебя люблю.
ОН. Я тоже.
ОНА. Больше всех, больше жизни.
ОН. Я тоже тебя люблю. Да, да.
ОНА. Ты придаешь моей жизни смысл.
ОН. Приходил Пётр.
Она смотрит в глубину сцены, замечает Палыча, вопросительно смотрит на НЕГО.
ОН. Что?
ОНА. Пётр?
ОН. А что?
Она указывает взглядом на Палыча.
ОН (смотрит на Палыча). Нет, это Палыч.
ОНА. А что ему нужно?
ОН. Петру?
ОНА. Нет, ему (указывает взглядом на Палыча).
ОН. Это Палыч! (смотрит на Палыча и продолжает смотреть не отрывая глаз до конца сцены).
ОНА. И что?
ОН. Он тебя ждет!
ОНА. Меня?
ОН. Ну да.
ОНА. Он? (указывает взглядом на Палыча).
ОН. Нет, Петр.
ОНА. Петр? (пытается вспомнить) Петя… кто же это, Петя. Петя. Петя. Пётр. Нет, не могу. Не помню. Кто такой Пётр? Чего он хочет?
ОН. Может быть, он есть хочет? (пауза) Хотя… Нет, он бы попросил. (обращаясь к Палычу) Тебе чего?
Ёлы Палыч широко улыбается и медленно уходит на второй план. В это же время в глубине появляется кресло, журнальный столик с вазой и торшер. Палыч садится в кресло, ставит цветы в вазу и берет газету.
ОНА. Что-то здесь холодно.
ОН. И правда.
ОНА. Цветы.
ОН. Да?
ОНА. Они вянут.
ОН. Н-да… Осень.
Молодая счастливая пара исчезает.
Сцена третья, в которой выясняется и исчезает настоящая дружба
Становится видно интерьер — появляется чистая аккуратная и уютная комната. Гостиная. В глубине, в кресле сидит Ёлы Палыч и читает свежую газету. Из коридора доносятся голоса.
ПЕРВЫЙ. Ну давай, давай, тяни его! Осторожно! Ну сильнее, ну что ты как рохля. Так погоди, погоди, ну что ты, не так активно! Ну вот! Ну смотри, почти вылез ведь! Ну ты что, устал?
ВТОРОЙ. Да нет, не могу больше.
ПЕРВЫЙ. Ну отдохни, отдохни.
В комнате появляются два человека. Один — первый, в костюме-тройке. Второй в рабочей одежде.
ВТОРОЙ. Слушай, может хватит мне указывать уже? Неужели ты думаешь, что я не справлюсь без вот этих твоих советов? Что ты хочешь показать этим? Что я глупее? (передразнивая первого) Давай-давай! Осторожно-осторожно! Ты должен вытянуть! Отдохни-отдохни! Подними руку! Подними ногу!
ПЕРВЫЙ. Как хочешь. Я могу уйти.
ВТОРОЙ. Знаешь, было бы прекрасно. Было бы просто супер!
ПЕРВЫЙ. Ладно. Как отдохнешь — скажи.
ВТОРОЙ. Знаешь, что я тебе скажу?
ПЕРВЫЙ. Да.
ВТОРОЙ. Ничего я тебе не скажу.
ПЕРВЫЙ. Помнишь, у Пушкина в лицее было чугунное кольцо? Он хранил его потом всю жизнь. А знаешь, почему хранил? Оно напоминало ему о лицее, о его друзьях, о том времени. Он ценил это! Понимаешь? Вот дружба была! Благородная! Вот дружили же! Умели! А сейчас что? Конъюнктурщина это всё. Бизнес один. Говно с чесноком. Где друзья? Куда все делись?
ВТОРОЙ. Слушай, Горчаков, замолчи уже, без тебя солнце светит.
ПЕРВЫЙ. И ведь всё без толку! Пытаюсь доказать вам высокие истины, а вы, кроме жопы и слов не знаете.
ВТОРОЙ. В смысле? Я что, что-то про твою жопу сказал?
ПЕРВЫЙ. Нет, но сказал бы. Еще минута и ты не представляешь, какое говно бы из тебя полилось. Это был мой упреждающий удар.
ВТОРОЙ. Э! Тебе морду разбить, что ли, упреждающе? Послушай, извини меня, это может прозвучать грубо, но если я буду упрекать тебя за всё, что, по моему мнению, ты хотел бы сказать, но не сказал, у меня рот никогда не закроется.
ПЕРВЫЙ. Я не виноват, что я думаю чаще, чем некоторые.
ВТОРОЙ. Смешно.
ПЕРВЫЙ. Нда. За ужином объелся я, а Яков запер дверь оплошно — Так стало мне, мои друзья, и кюхельбекерно и тошно.
ВТОРОЙ. Слушай, ты, сволочь такая, замолчи, пожалуйста. Замолчи, а то я размочу всё твое рылеево. Запаяй свою перчатку резиновую медленной пайкой.
ПЕРВЫЙ. Ого! Какие обороты! Медленной пайкой? Даже есть в этом что-то поэтичное. Что-то такое, певучее. Что-то есть. Нужно записать.
ВТОРОЙ. Да, запиши, пожалуйста. Потом перепиши большими буквами и повесь у себя над кроваткой. Чтобы каждое утро, просыпаясь, знать, для чего ты просыпаешся. А то, мне кажется, что ты даже не подозреваешь.
ПЕРВЫЙ. Друзья мои, прекрасен наш союз! Ты уже отдохнул?
ВТОРОЙ. Слушай, как ты думаешь, она на самом деле врет мне или во всем этом есть хоть капелька правды?
ПЕРВЫЙ. Да, конечно, врет, разве ты не понимаешь? По-моему, это очевидно. Я давно хотел сказать тебе, что она к тебе равнодушна. Разве ты не видишь этого? По-моему, это очевидно.
ВТОРОЙ. Ты повторяешься.
ПЕРВЫЙ. Что?
ВТОРОЙ. Ты повторил два раза — «это очевидно».
ПЕРВЫЙ. А ты что, записываешь?
ВТОРОЙ. А что, нужно?
ПЕРВЫЙ. Ну, было бы неплохо.
Ёлы Палыч встает, кладет газету на столик и выходит в коридор. Первый и второй провожают его взглядом. Первый подходит к креслу, берет газету. По их реакции понятно, что они не замечали Палыча всё это время. Второй выходит в коридор, зовет первого. Первый выходит за вторым. Доносятся голоса из коридора которые постепенно удаляются.
ПЕРВЫЙ. Эммм. Ну… Вот и всё.
ВТОРОЙ. Слушай, ну теперь всё понятно.
ПЕРВЫЙ. Кристально ясно.
ВТОРОЙ. Как будто ничего и не было.
ПЕРВЫЙ. Как будто ничего и не должно было быть.
ВТОРОЙ. Как будто ничего и не стало.
ПЕРВЫЙ. Да. И только пустота наш верный спутник. Друзья, прекрасен наш союз.
ВТОРОЙ. Слушай, извини, что я на тебя накричал, я не со зла. Просто обидно что… ну… такой человек… да ладно, проехали.
ПЕРВЫЙ. Знаешь, сколько раз ты сказал слово «слушай»? Пять раз. И один раз «послушай».
ВТОРОЙ. Ты точно за мной не записываешь?
ПЕРВЫЙ. Пока нет.
ВТОРОЙ. А было бы неплохо, да. Да, как было бы хорошо!? Эх.
Сцена четвертая, в которой появляется любовь и исчезают сливы и смысл
Всё та же уютная гостиная, старинная красивая мебель, по центру большой дубовый стол. За столом ужинает интеллигентная семья – мать с дочерью и сыном.
МАТЬ. Приятного аппетита дети! Расскажите, как вы провели ваш день? Что хорошего произошло?
ДОЧЬ. Приятного аппетита. (пауза) Сегодня я гуляла по саду, и чувствовала такую легкость. У меня было ощущение будто я летаю. Сегодня прекрасная погода. Уже тепло, и почти всё высохло. Я была там одна, и он, как будто, разговаривал со мной. Наш сад. Ты слышишь?
МАТЬ. Да. И что он сказал тебе?
ДОЧЬ. Он разговаривал со мной не словами. Я чувствовала его дыхание.
СЫН. Всё наконец оттаяло и от него пахло помойкой.
ДОЧЬ. Совсем нет. Он протягивал ко мне руки своих ветвей, как будто благословлял меня. Я шла по аллее и деревья, растущие с разных сторон дороги, так мягко и нежно соединялись у меня над головой, что мне казалось, будто они охраняют меня своими ветвями и склонились ко мне в своем почтении. Как будто они создали для меня этот мир и…
МАТЬ. Солнце мое, разве ты не знаешь, что деревья не растут для людей?
ДОЧЬ. Как это?
МАТЬ. Деревья растут для нас только тогда, когда мы их приручаем.Когда мы о них заботимся, подстригаем, высаживаем, знаешь в форме лабиринта.
СЫН. Или спиливаем на дрова.
МАТЬ. Только представь, если бы их не подстригали, они разрослись бы настолько, что по аллее невозможно было бы ходить. А если ты стояла бы там всё это время, они проросли бы сквозь тебя. Раньше так казнили, по моему в древнем Китае. Человека привязывали к скамейке, а под неё сажали бамбук. За ночь он прорастал сквозь скамейку и человека.
ДОЧЬ. Тогда отчего же такое ощущение?
Мать бросила на дочь вопросительный взгляд, подняв высоко брови.
ДОЧЬ. Соединения с природой.
МАТЬ. Вы соединились в своем стремлении прорасти друг друга. Это стремление присуще каждому живому существу. Наверное, это и есть любовь.
ДОЧЬ. Но это же невозможно!
МАТЬ. Поэтому и любовь.
ДОЧЬ. Любовь невозможна?
СЫН. Если это было бы возможно, это был бы секс.
МАТЬ. Смотри-ка, твой сын начинает кое-что соображать. Хотя я не знаю хорошо это или плохо.
ДОЧЬ. То что он начинает соображать?
МАТЬ. В таком направлении.
ДОЧЬ. Но мы простим его, он же еще слишком мал и это не его вина.
Мать и дочь с улыбкой посмотрели на мальчика, переглянулись и продолжили трапезу. В это время из-за большой портьеры появился Палыч, взял что-то со стола и вышел прочь.
МАТЬ. Дорогая, вынеси Палычу еще слив.
ДОЧЬ. Но у нас же нет слив.
МАТЬ. Значит, их взял Юлиан Палыч.
ДОЧЬ. Но ведь на столе не было слив.
МАТЬ. А что же там по-твоему стояло?
ДОЧЬ. Я не знаю.
МАТЬ. Значит, это были сливы.
ДОЧЬ. Но почему?
МАТЬ. А что это могло быть? То, что сейчас исчезло со стола, также исчезло и из твоей жизни. Ты готова думать, всю оставшуюся жизнь о том, что же из нее исчезло, зная о том, что на самом деле в ней ничего и не было? Гадать? Искать, чем закрыть эту зияющую черную дыру?
ДОЧЬ. Но что-то же тут стояло?
МАТЬ. И как ты думаешь, что?
ДОЧЬ. Я уже сказала, что не знаю! Я не знаю, что тут стояло, я не заметила, я не могу быть уверена в том, что здесь вообще что-то было. Я ничего не ставила сюда!
МАТЬ. Перестань разговаривать со мной в таком тоне, доедай и не задавай больше глупых вопросов!
Сын резко встает и выбегает из комнаты. Мать прекращает есть и с возмущенным видом откладывает вилку и нож. Постепенно всё погружается в темноту.
Сцена пятая, в которой Ёлы Палыч и сон смотрят друг друга
Огромная комната Ёлы Палыча — нечто темное с высокими потолками. В центре слабоосвещенная раскладушка с Ёлы Палычем в своем чреве. На заднем плане, справа, пыльная, не очень яркая лампочка в конусообразном абажуре, вокруг которого вьются ночные насекомые. Ёлы Палыч спит, но разговаривает во сне, отвечая своим собеседникам. В остальном, в его сне, стоит необычайная, звенящая тишина.
СОН (голосом психоаналитика). Ваши критерии оценки не подвержены искажениям моего восприятия, и, следовательно, нерелевантны и неадекватно соотносятся с причинно-следственными связями между вашим сознанием и вашим возможным будущим.
ЁЛЫ ПАЛЫЧ (тянет). Да-а-а-а.
СОН. Нередко мне приходилось задаваться вопросом, — «а был ли мальчик?», так сказать. Были ли во всем этом причины, исходящие из вашего личного опыта и культурного контекста? Это код, который был передан через каналы восприятия, или всё это инициировано структурами, уходящими глубоко в вашу физиологию? Структурами, которые формировались в нас в течение веков. На протяжении эволюции. Начиная с наших далеких хладнокровных предков?
ЁЛЫ ПАЛЫЧ (тяжело тянет). Ох.
СОН (голосом радио). Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали… «Что там в поле?» —
«Кто их знает? пень иль волк?»
СОН (голосом Ёлы Палыча читает надпись на этикетке, начиная некоторые сложные слова заново, несколько раз и собирая их по слогам). Ингредиенты: вода, спирт, пропиленгликоль дикаприлат дикапрат, октилметоксициннамат, стеарат два, гидроксицеллюлоза, Ксантовая смола, бензофенон три, салициловая кислота, ароматизатор.
ЁЛЫ ПАЛЫЧ. Господи боже мой.
СОН (басом, нараспев). Господу помолимся. Иже еси на небесах, да святится имя твоё, да приидет царствие твое, да будет воля твоя якоже на земле, так и на небе… ибо твоя есть сила и слава, во веки веков. Аминь.
Ёлы Палыч издает непонятные звуки.
СОН (голосом Тамары Гвердцители). Прощай, король, прощай! Прощай, король! Тебе поют кругом. Как жаль: не вечен май, не вечен гром, аплодисментов гром. Печаль в глазах, печаль, а в сердце боль, и каждый грустным стал. Прощай, король, прощай! Сегодня твой последний бал!
Ёлы Палыч мычит.
СОН (голосом торговки мясом). Пошёл! Пошел вон отсюда! Ну, кому говорю? Здесь тебе не помойка! Что нюхаешь? Нечего тут нюхать! А ну, иди отсюда, тварь поганая! А ну, пошел вон!
ЁЛЫ ПАЛЫЧ (сквозь зубы). Ссуки…
Ёлы Палыч ворочается и вываливается из раскладушки, просыпается, садится и смотрит перед собой. Слышен звук патефона, шипение в конце пластинки, когда игла соскакивает и повторяет один и тот же непонятный шум. Шум постепенно удаляется, а на его место приходит стрекотание сверчков, далекое, но необычайно громкое.
Ёлы Палыч слушает внимательно, вслушивается, ждёт и чувствует приближение чего-то, пытается понять. Так проходит некоторое время.
Сцена шестая, в которой маленький человечек пытается найти то, что однажды потерял
Появляется человечек небольшого роста. Он проникает в комнату, перемещается по ней в поисках чего-то, не замечая Ёлы Палыча. Берет в руки разные предметы, всматривается в них, пытается что-то вспомнить, идентифицировать то, что он видит или держит в руках, соотнести с какими-то своими воспоминаниями. Постепенно он переключается с вещей, которые помещаются у него в руках на более крупные — предметы обстановки, мебель.
Как будто из его жизни выпало какое-то звено, отсутствие которого в данный момент и, видимо, уже давно причиняет этому человечку боль. Он пытается вставить то, что он видит перед собой или держит в руках на это пустующее место. Но ничего из того, что он видит или чувствует, не подходит. Иногда он аккуратно ставит вещи на место, иногда в ярости бросает их. Время от времени они просто выскальзывают у него из рук.
Перемещаясь по комнате, он проходит по заднему плану, за Ёлы Палычем, потом по стене слева от Палыча и оказывается перед «четвертой стеной», всё так же продолжая исследовать её, рассматривая теперь уже невидимые, воображаемые предметы. Осмотрев её, он разворачивается и видит перед собой Ёлы Палыча, который всё это время следит за человечком и когда их взгляды встречаются Ёлы Палыч медленно встаёт. Человечек приходит в ужас, пятится назад и исчезает.
Сцена седьмая, последняя
Тихая осенняя ночь. Издали доносится стрекотание сверчков и лай собак. На небе ярко, до неприличия, развалилась томная, полная луна. Вокруг нее похотливо застыли звезды и искусственные спутники земли.
Ёлы Палыч вышел справить нужду.
Луна пристально глядела на него своим единственным щербатым глазом.
Ёлы Палыч посмотрел на луну и медленно перекрестился, на всякий случай.
Луна медленно подмигнула ему в ответ.
ЁЛЫ ПАЛЫЧ. Тьфу ты, пакость!
Быстро перекрестился три раза, застегнул ширинку и пошел искать тень. Вслед ему понесся душераздирающий вой собаки.
ЗАНАВЕС